Анна за его плечом насмешливо закатила глаза и подбодрила меня заговорщицкой улыбкой.
— Все замечательно, Киллиан, — ответила она.
Вряд ли это ее бойфренд — она вела себя очень свободно, — однако паренек явно имел на Анну виды. Высокий, громоздко-привлекательный верзила, он заметно нагрузился и теперь искал повод, чтобы «выйти поговорить».
Минуту я всерьез рассматривал данный вариант. Взглянул на Сэма и Кэсси: они уже забыли обо мне и увлеклись оживленным разговором, близко наклонившись друг к другу и что-то чертя пальцами на столе. Внезапно мне стало тошно от самого себя и от моего профессорского альтер эго, а заодно и от Анны и игры, какую она вела со мной и Киллианом.
— Пойду-ка я к своей девушке, — произнес я. — Еще раз простите, что расплескал бокал. — И спокойно отвернулся от ее изумленно округлившихся губ и озадаченного взгляда парня, все еще сохранявшего воинственность.
Присев за столик, я приобнял за плечи Кэсси, и она подозрительно покосилась на меня.
— Ну что, тебя развернули? — усмехнулся Сэм.
— Нет, — возразила Кэсси. — Бьюсь об заклад, он передумал и сказал, что у него есть девушка. Вот и лезет обниматься. Райан, если ты еще раз попробуешь провернуть подобный фокус, я стану целоваться с Сэмом, и пусть парень этой девушки вышибет из тебя мозги.
— Отлично! — воскликнул Сэм. — Я — за!
После паба мы с Кэсси отправились на ее квартиру. Сэм поехал домой, и поскольку была пятница, мы расстались с ним до понедельника. Являться на работу утром не имело смысла, можно было просто валяться на диване, пить и слушать музыку, подбрасывая в камин свежие поленья.
— Знаешь, — лениво заметила Кэсси, выуживая из своего бокала льдинку, — мы постоянно забываем, что дети мыслят по-иному.
— Ты о чем?
Мы только что говорили о Шекспире, вспоминая фей из «Сна в летнюю ночь», и я решил, что Кэсси проводит какую-то причудливую параллель между мышлением детей и людьми шестнадцатого века, и уже подготовил кое-какие возражения.
— Мы удивляемся, как он выманил ее из дому… Нет, постой, дай договорить, — добавила она, потому что я начал толкать ее ногой и стонать:
— Нет, пожалуйста, заткнись, мы не на работе, я тебя не слышу, ла-ла-ла…
В голове у меня шумело от водки и усталости, и мне не хотелось размышлять над этим путаным и безнадежным делом. Я предпочитал говорить о Шекспире или, на худой конец, играть в карты.
— Когда мне было одиннадцать лет, ко мне пристал один парень, — сказала Кэсси.
Я замер и приподнял голову.
— Что?
Так, подумал я, это и есть тайная комнатка Кэсси, и сейчас меня в нее впустят.
Она взглянула на меня немного удивленно.
— Нет, он ничего мне не сделал. Так, пустяки.
— А, — отозвался я почти разочарованно. — И что случилось?
— У нас тогда все помешались на стеклянных шариках. В них играли на переменах, дома, после школы. Их приносили в полиэтиленовых пакетах, и все считали, сколько ты принес, потому что это было круто. И вот однажды меня оставили после уроков…
— Тебя? Вот бы не подумал, — усмехнулся я.
Перекатившись на бок, я взял свой бокал. Я не мог представить, чем закончится история.
— Иди к черту! Не все же такие примерные ученики! В общем, я уже уходила, когда ко мне подошел один из работников школы — не учитель, а кто-то вроде уборщика или сторожа — и спросил: «Хочешь стеклышки? Заходи ко мне — дам». Это был почти старик, лет шестидесяти, усатый и с седыми волосами. Я немного помялась, а потом шагнула внутрь.
— Господи, Кэсси! Ты вела себя как дурочка! — воскликнул я.
Я сделал глоток, отставил бокал и стал массировать ее ступни.
— Говорю же, ничего не было. Он двинулся вслед за мной и засунул руки мне под мышки, словно хотел поднять в воздух, но вместо этого стал возиться с пуговицами на моей рубашке. Я спросила: «Что вы делаете?» — а он ответил: «Шарики лежат на верхней полке. Я тебя приподниму, и ты их возьмешь». Я сообразила: происходит что-то не то, хотя и не знала, что именно, поэтому вырвалась, буркнула: «Не нужны мне шарики», — и бросилась домой.
— Тебе повезло, — заметил я. Ступни у Кэсси узкие, с высоким подъемом. Несмотря на мягкие толстые носки, в которых она ходила дома, я чувствовал ее маленькие косточки и суставы. Я представил Кэсси в одиннадцать лет: худые коленки, обгрызенные ногти и огромные карие глаза.
— Да, повезло. Бог знает что могло произойти.
— Ты кому-нибудь сказала?
Мне хотелось извлечь как можно больше из этой истории: какую-то жуткую тайну, что-то темное и постыдное.
— Нет. Мне было противно вспоминать. Даже не пришло в голову, что тут замешан секс. Я понимала, что такое секс — мы с подружками только о нем и говорили, — знала, что произошло нечто плохое, он расстегивал мою рубашку, но все вместе как-то не сложила. Лишь через несколько лет, когда мне исполнилось восемнадцать, что-то напомнило мне тот случай — может, увидела стеклянный шарик, — и только тут до меня дошло: черт возьми, да он хотел меня растлить!
— А как это связано с Кэти Девлин?
— Дети смотрят на вещи иначе, чем взрослые. Теперь давай мне свои ноги, я их разомну.
— Ни за что. Разве не чувствуешь, как разит от моих носков?
— О ужас. Ты что, никогда их не меняешь?
— Только когда они начинают прилипать к стене. По старым холостяцким правилам.
— Это не правила, а обратная эволюция.
— Ладно, уговорила. — Я вытянулся на диване.
— Нет. Тебе нужна девушка.
— Бред!
— Только влюбленные могут заботиться о парнях с протухшими носками. Друзья не годятся. — Тем не менее Кэсси ловко схватила меня за ноги и стала разминать ступни. — И вообще тебе не помешаю бы побольше физических упражнений, чтобы снять стресс.