В лесной чаще - Страница 62

Джессика еще глубже втянула шею в широкий свитер.

— Понимаю, — пробормотал я, стараясь говорить успокаивающим тоном. — Понимаю. Я знаю, что у вас было трудное время и…

— Нет, детектив Райан, вы не понимаете. — Рука Розалинды на колене начала дрожать. — Никто не может этого понять. И вообще зря мы сюда пришли. Джессику нельзя трогать, тем более, чтобы рассказывать вам про то, что вас все равно не интересует. Мы лучше пойдем.

Но я не мог их отпустить.

— Розалинда! — произнес я настойчиво и перегнулся через стол. — Я все понимаю. Честно. И я очень серьезно к этому отношусь.

Она горько рассмеялась и взяла свою сумочку.

— Ну да, разумеется. Джессика, положи пакет обратно. Мы идем домой.

— Розалинда, когда мне было столько же, сколько Джессике, двое моих друзей пропали без вести. И я знаю, каково вам теперь.

Она подняла голову и взглянула на меня.

— Это не то же самое, что потерять сестру… — продолжил я.

— Далеко не то же самое…

— Но я знаю, как тяжело расставаться с близким человеком, сделаю все, чтобы пролить свет на дело. Обещаю.

Розалинда молча смотрела на меня, затем бросила сумочку и засмеялась, но уже с облегчением.

— О, детектив Райан! — Она подалась вперед и схватила меня за руку. — Я знала, знала, есть какая-то причина, почему вы так подходите для данного дела!

Раньше мне это не приходило в голову, но, вероятно, она права.

— Надеюсь.

Я сжал ее руку, чтобы немного успокоить, но она поспешно отдернула ладонь.

— Ой, я не хотела…

— Вот что я предлагаю! — перебил я. — Давай мы с тобой поговорим, а Джессика пока посидит и придет в себя, а потом, может, что-нибудь расскажет.

— Джессика, солнышко! — Розалинда тронула ее за руку. Младшая сестра вздрогнула и широко раскрыла глаза. — Хочешь посидеть здесь немного?

Джессика задумалась, глядя в лицо Розалинде. Та молча улыбалась. Наконец девочка кивнула.

Я взял нам с Розалиндой по чашке кофе и лимонад для Джессики. Она держала бокал и завороженно смотрела, как снизу вверх сбегают пузырьки, а мы с Розалиндой вели беседу.

Я мало чего ожидал от разговора с ней, но она оказалась не совсем обычной. Ее первый шок от смерти Кэти уже прошел, и я увидел, какая она на самом деле: дружелюбная, общительная, искрометная, веселая и подвижная. Почему я не встречал таких девушек в свои восемнадцать лет? Она была наивна, но понимала это и подшучивала над собой так искренне и остроумно, что, несмотря на мой страх, что когда-нибудь эта доверчивость доведет ее до беды, на мрачные обстоятельства и на взгляд Джессики, зачарованно смотревшей перед собой куда-то в пространство, я не мог удержаться от смеха.

— Чем ты займешься, когда закончишь школу?

Я задал вопрос не из вежливости: мне трудно было представить Розалинду сидящей от звонка до звонка где-нибудь в офисе. Она улыбнулась, но по ее лицу мелькнула тень.

— Мне нравится музыка. Я с девяти лет играла на скрипке и занималась композицией. Преподаватель скачал… в общем, по его словам, у меня хорошие перспективы. Но… — Она вздохнула. — Это слишком дорого, а родители… не в восторге от моих занятий. Думают, что мне лучше пойти на курсы секретарш.

Однако они горой стояли за балетную школу Кэти. В отделе по борьбе с бытовым насилием я часто сталкивался с подобными случаями: родители выбирали себе любимчика и козла отпущения («Я слишком ее баловал», — сказал Джонатан при нашей встрече), поэтому родные братья и сестры росли словно в разных семьях. Кончалось это обычно плохо.

— Надо что-нибудь придумать, — пробормотал я. Мысль, чтобы сделать из Розалинды секретаршу, казалась мне абсурдной. О чем только думал Девлин? — Может, стипендия или что-то в этом роде. Раз у тебя хорошо получается.

Розалинда скромно наклонила голову.

— Ну да. В прошлом году Национальный молодежный оркестр исполнял мою сонату.

Я ей, конечно, не поверил: ложь слишком откровенна — кто-нибудь из местных наверняка рассказал бы нам о ее успехе, — и сразу сообразил, что никакой сонаты не было. Все это я уже знал по собственному опыту. «Это мой брат-близнец, его зовут Питер, он на семь минут старше». Розалинда едва вышла из детского возраста, а дети отчаянно лгут лишь в одном случае — когда реальность становится невыносима.

Я едва удержался, чтобы не сказать: «Розалинда, мне известно, что у вас в семье что-то не в порядке: расскажи, позволь тебе помочь…» — но знал, что пока рано: она мгновенно насторожится, и я потеряю все, чего добился.

— Надо же, — улыбнулся я. — Впечатляюще.

Розалинда смущенно рассмеялась и взглянула на меня из-под ресниц.

— Ваши друзья… — нерешительно произнесла она. — Те, которые пропали. Что с ними случилось?

— Долгая история.

Я сам втянул себя в эту ситуацию и теперь не знал, как из нее выпутаться. В глазах Розалинды появилось сомнение, и я опасался потерять ее доверие, хотя было бы чистым безумием посвящать девушку в подробности моего детства в Нокнари.

Странно, но ситуацию спасла Джессика: она шевельнулась в кресле и дотронулась до руки сестры.

Розалинда, кажется, не заметила ее жеста.

— Говори, Джессика, — обратился я к девочке.

— В чем дело, дружочек? — Розалинда наклонилась к ней. — Ты хочешь рассказать детективу Райану о том человеке?

Джессика кивнула.

— Я его видела, — промолвила она, глядя не на меня, а на сестру. — Он говорил с Кэти.

Сердце у меня заколотилось. Будь я религиозен, поставил бы по свечке всем святым: первая серьезная зацепка.