В лесной чаще - Страница 126

К оглавлению

126

— Потому что она такая маленькая, — бесстрастно закончил я.

Он открыл рот, но не сказал ни слова. Лицо у него позеленело, веснушки проступили ярче.

— Если хочешь, можем сделать перерыв, — предложила Кэсси. — Но рано или поздно тебе придется рассказать это.

Доннели затряс головой:

— Нет. Не надо перерыва. Я просто хочу… я в порядке.

— Отлично, — кивнул я. — Тогда продолжим. Ты зажал ей рот, и она сопротивлялась.

— Да. Верно. — Дэмиен засунул руки глубоко в рукава джемпера. — Она перевернулась на живот и вроде как поползла к двери, а я опять ее ударил. Тоже камнем по голове, но уже сбоку. Только на сей раз сильнее — может, адреналин подействовал, не знаю, — потому что она сразу затихла. Упала без сознания. Но все равно дышала и громко стонала, и тогда я понял, что должен… но не мог ее ударить, просто не мог. Я не… — Он тяжело дышал. — Я не… не хотел… причинить ей боль.

— И что ты сделал?

— Там на полке лежали полиэтиленовые пакеты. Для находок. Я взял один, надел ей на голову и держал, пока…

— Пока что?

— Пока она не перестала дышать, — тихо закончил Доннели.

Наступило долгое молчание, слышались только завывание ветра в вентиляции и шум дождя.

— А потом?

— Потом? — Голова у Дэмиена начала дрожать, взгляд сделался пустым, как у слепого. — Я ее поднял. Не мог оставить ее в домике, там бы ее нашли, поэтому решил отнести в поле. Она… от нее повсюду была кровь — наверное, из головы. Я оставил на ней пакет, чтобы кровь больше не вытекала. Но когда я вышел из лагеря, то увидел в лесу свет и костер. Там кто-то был. Я испугался до смерти, почти не мог стоять, чуть не выронил труп… А вдруг они меня видели? — Он беспомощно поднял руки, его голос сорвался. — Я не знал, что с ней делать.

Про совок он умолчал.

— И что ты сделал?

— Понес обратно в лагерь. В домике для инструментов был брезент, мы накрывали им места раскопок, когда шел сильный дождь. Я завернул ее в брезентовое полотно, чтобы… ну я не хотел… насекомые и все такое… — Он сглотнул. — И затем спрятал труп. Думал, не положить ли ее просто где-то на земле, но это как-то… тут бродят лисицы, крысы, всякие звери… могло пройти много дней, прежде чем ее нашли бы, и вообще я не хотел ее просто бросить… Я тогда плохо соображал. Подумал, может, завтра мне что-то придет в голову…

— Ты вернулся домой?

— Нет… сначала я все вымыл в хранилище. Ну, кровь. Она была повсюду — на полу, на ступеньках, пачкала обувь и ботинки… Я набрал в ведро воды и стал мыть, но мне приходилось постоянно останавливаться, потому что… ну, этот запах… я боялся, что меня стошнит.

Дэмиен взглянул на нас, словно ждал сочувствия.

— Да, это было ужасно, — понимающе произнесла Кэсси.

— Верно. Так и было. — Он с благодарностью повернулся к ней. — Ужасно. Время тянулось бесконечно; я думал, уже утро и ребята вот-вот придут, поэтому торопился. Казалось, будто это кошмар и я сейчас проснусь, потом у меня закружилась голова и… я почти ничего не видел, поскольку боялся включать фонарь: а вдруг те люди в лесу придут и увидят… было темно, и везде кровь, а когда раздавался какой-то звук, я думал, что умру, правда умру… Постоянно раздавались звуки, словно кто-то скреб по стенам домика. Один раз я даже услышал, как кто-то сопит за дверью. Решил, что это Лэдди, но он был привязан, — и тут я чуть не… Господи, это было…

Он замолчал, качая головой.

— Но ты все-таки закончил чистку, — заметил я.

— Ну да. Насколько сумел. Я был уже не в силах продолжать, понимаете? Спрятал камень за брезент, у нее был маленький фонарик, и я сунул его туда же. В какой-то момент, когда я поднял полотно, тени как-то странно сдвинулись, и мне показалось, что она. О Господи…

Его лицо опять приобрело зеленый оттенок.

— Значит, ты оставил камень и фонарик в домике для инструментов, — подытожил я.

Про совок он снова не сказал. Это меня не очень беспокоило: любую деталь, о которой он умолчал, потом можно будет использовать против него.

— Да. Я помыл перчатки и убрал обратно в пакет. Запер оба домика и… и пошел домой. — И Дэмиен заплакал.

Плач продолжатся довольно долго, и все это время он не мог отвечать на вопросы. Кэсси сидела рядом, гладила его по руке, шептала что-то успокаивающее и подавала бумажные салфетки. Наконец я поймал ее взгляд через голову Доннели: она кивнула. Я оставил их вдвоем и отправился к О'Келли.

— Что, этот маменькин сынок? — воскликнул он, подняв брови. — Будь я проклят. Никогда бы не подумал, что ему хватит духу. Я ставил на Хэнли. Кстати, он только что ушел. Заявил О'Нилу, что тот может засунуть свои вопросы в задницу, и удрал. Хорошо, что Доннели до этого не додумайся. Ладно, я начну писать доклад прокурору.

— Нам нужны его телефонные звонки и финансовые документы, — произнес я. — Кроме того, надо допросить других археологов, друзей, школьных товарищей и вообще всех, кто его знал. Он молчит насчет мотивов.

— Кому какое дело до мотивов? — буркнул О'Келли с показным раздражением, но я знал, что он доволен.

Мне тоже следовало радоваться, но почему-то я этого не чувствовал. Когда я мечтал, как раскрою данное дело, все представлялось мне по-иному. Событие, которое должно было стать триумфом моей карьеры, теперь выглядело не слишком волнующим и немного запоздалым.

— Только не в этом деле, — возразил я. О'Келли абсолютно прав: если факт преступления доказан, совсем не обязательно предъявлять его мотивы. Но присяжные, воспитанные на телевидении, всегда хотят о них услышать, и в данном случае я был с ними солидарен. — Жестокое преступление против ребенка — и никаких причин? Защита начнет настаивать на умственной неполноценности. Если мы найдем мотив, у них это не пройдет.

126