Марк работал выше по холму, на насыпи, вгрызаясь в маленький клочок земли, но как только парень вынул сигарету, мгновенно встрепенулся и набросился на него как коршун.
— Эй, Мэйкер, ты чем занимаешься?
Тот подскочил от неожиданности, выронил пачку и поднял ее из грязи.
— Покурить хотел. А что такого?
— Перекур во время перерыва.
— Да я быстро. Могу рыть и курить одновременно. Пять секунд, чтоб чиркнуть зажигалкой и…
Марк не дал ему договорить.
— У нас нет пяти секунд. У нас даже секунды лишней нет. Тебе что, совсем мозги отшибло? Думаешь, ты еще в школе, лоботряс чертов? Все в игрушки играешь, да?
Он сжал кулаки и набычился, будто хотел броситься в драку. Другие археологи перестали работать и смотрели на них, опустив инструменты. Я подумал, что сейчас произойдет стычка, но Мэйкер фальшиво рассмеялся и шагнул назад, шутовски вскинув руки.
— Расслабься, парень, — сказал он. Взяв сигарету двумя пальцами, Мэйкер подчеркнуто аккуратно засунул ее в пачку.
Марк сверлил его взглядом, пока тот не присел на корточки и, взявшись за совок, не приступил к работе. Затем он развернулся и направился обратно к насыпи. Мэйкер бесшумно вскочил на ноги и последовал за ним, передразнивая его прыгучую походку и дергаясь как обезьяна. Кто-то приглушенно прыснул. Довольный собой Мэйкер приставил совок к паху и покачал бедрами в спину Марку. На фоне неба его силуэт выглядел непристойным и гротескным, как фигурка древнего божка на античном фризе. Воздух был наэлектризован, и меня выворачивало от этой клоунады. Я впился ногтями в стену. Хотелось связать его или избить: что угодно, лишь бы прекратить кривлянье.
Археологам это быстро надоело, и они вернулись к работе, а Мэйкер показал Марку палец и заковылял обратно с таким видом, словно все еще смотрели на него. Мысленно я возблагодарил Бога, что мне больше никогда не придется быть подростком. Погасил о камень сигарету, стал застегивать пальто и уже хотел двинуться к машине, как вдруг меня словно ударили кулаком в живот. Совок…
На мгновение я прирос к земле. Сердце бешено затрепыхалось где-то в горле. Потом я застегнул последнюю пуговицу, нашел Шона среди согнувшихся над землей работников и быстро зашагал к нему. Голова у меня кружилась, точно я шел по воздуху в двух футах от земли. Археологи бросали на меня косые взгляды, в которых было больше усталости, чем недовольства.
Шон копал совком землю вокруг кучки камней. Он был в черной шляпе и наушниках и покачивал головой в такт беззвучной музыке.
— Шон! — позвал я.
Он меня не слышал, но когда я приблизился, на него упала моя тень, и Шон поднял голову. Сунув руку в карман, он выключил звук и снял наушники.
— Шон, мне надо с тобой поговорить.
Марк оглянулся на нас, раздраженно дернул головой и снова с яростью впился в насыпь.
Я отвел Шона к своему автомобилю. Он уселся на капот «лендровера» и достал из куртки завернутый в бумагу пончик.
— А что случилось? — дружелюбно спросил он.
— Помнишь, в тот день, когда нашли тело Кэти, мы вызвали на допрос Марка? — Мой вопрос прозвучал спокойно и небрежно, словно речь шла о каком-то пустяке. Если ты детектив, это входит в твою плоть и кровь: что бы ни стряслось, будь ты хоть до мозга костей измучен или потрясен, твой голос звучит сдержанно и ровно, а речь течет плавно. — После того как мы привезли его обратно, ты жаловался, что у тебя пропал совок.
— Ну да, — закивал он. — Ничего, что я ем? Просто умираю с голоду. Но Марк сотрет меня в порошок, если я перекушу на работе.
— Все в порядке, — заверил я. — Ты нашел свой совок?
Шон покачал головой:
— Не-а. Пришлось купить новый. Сволочи!..
— Ладно, а теперь попытайся вспомнить, — продолжил я. — Когда ты видел его в последний раз?
— В хранилище, — ответил он не раздумывая. — Когда нашел ту монету. А вы что, хотите арестовать того, кто его стырил?
— Не совсем. Что там насчет монеты?
— Ну, это я ее отыскал… Было много шума — ведь она оказалась очень старая, а мы за весь сезон откопали только десять монет. Я принес показать ее доктору Ханту в хранилище — само собой, на совке, старые монеты нельзя трогать, а то жир с пальцев может их повредить и все такое, — ну и он тоже разволновался, начал копаться в справочниках, чтобы ее определить, а потом стукнуло полшестого, мы пошли по домам, и я забыл свой совок на столе в хранилище. Когда я явился туда утром, он уже исчез.
— И это произошло в четверг, — пробормотал я, чувствуя, как сильно забилось сердце. — В тот день, когда мы пришли поговорить с Марком.
Надеяться было в общем-то не на что, но в голове у меня звенело, я чувствовал себя одураченным и уставшим, хотелось отправиться домой и завалиться спать.
Шон покачал головой, облизывая пудру с грязных пальцев.
— Нет, раньше, — возразил он. — Просто я про него не сразу вспомнил, он был мне не особо нужен — мы тогда долбили мотыгами эту чертову дренажную канаву, — и потом я подумал, что кто-то у меня одолжил его и забыл отдать. А в тот день, когда вы приехали за Марком, он мне как раз понадобился, но все твердили: «Нет, это не я, я его не брал», — и все такое.
— А что, его можно как-то отличить?
— Конечно. У него мои инициалы на рукоятке. — Шон отхватил большой кусок пончика. — Я еще давно выжег на ней буквы, — продолжил он, — когда лил дождь, и нам нечего было делать. У меня есть швейцарский нож, я накалил над зажигалкой штопор и…
— Тогда ты говорил, что его взял Мэйкер. Почему?
Шон пожал плечами:
— Не знаю, он способен на такие штучки. Какой смысл красть совок, если на нем мои инициалы? Вот я и решил, что он взял его, чтобы позлить меня.